Культура

08.05.2007

В свое время, это было 17 лет назад, я работал заведующим отделом русского зарубежья в только что тогда образованном журнале "Родина", органе правительства РФ.

Однажды к нам пришел некий Вениамин Додин, проведший в свое время в лагерях и ссылках 11 лет. То, что он поведал, потрясло всю редакцию. Но можно ли было этому верить? А если не верить? Ни тому ни другому иных свидетельств не сохранилось. Слишком уж фантастичен этот эпизод мировой истории...

Эта история произошла в 1951 году в одном из бараков Ангарлага. Майской ночью 1951 года Додина разбудил санитар со словами: "Хороший человек помирает, Копыльников Валентин Михайлович. Рак у него. Он просит, чтобы вы немедленно пришли к нему. Хочет что-то именно вам рассказать, ведь вы знакомы". Додин нехотя, ведь не поп же, побрел за санитаром. Спустились во вросший в землю барак больницы. Под серым выцветшим одеялом лежал длинный худой человек. "Спасибо, что пришли, - начал он. - Я помираю и мне надо успеть рассказать. Очень важный случай был у меня в жизни, и поломал он ее без всякой жалости. Танком прокатил. Полагалось мне давно в могилу уйти, но не ушел. Родился я на Кавказе. Вырос в немецкой колонии. На службу ушел в Черноморский флот. Дизелистом. Служил на сторожевиках. История случилась в Поти в 31-м году, осенью. Однажды капитан сообщил нам, что ждет на судно большое начальство. Прибыл Капитон - человек тогда в Грузии известный, важный. Осмотрел посудину, переговорил с капитаном. Как он сошел с судна, мы и якорь бросили. Часов в десять вечера, темно было, моросно, подошел к нам катер. Взяли с него на борт четверых: Сталина, толмача с ним, еще двух охранников. Один из них влез ко мне в рулевую и не отходил до самого конца. Капитан стоит у дизеля, я за штурвалом. Вышли в море. Четыре часа ходу, по курсу заметили яхту без огней. Застопорили. С яхты посудина подошла с гребцами и тремя пассажирами. Когда они поднялись к нам, я главного из них узнал - Гитлер! "Мать честная, - подумал я, - а он-то что тут делает? Зачем пожаловал?" Сталин с толмачом встретили "гостей", и все спустились в кубрик. Разговаривали они часа четыре. Попрощались на баке, прямо передо мной. Капитан подал команду: "На полный, огней не зажигать". Спустя чуток я вроде бы услышал два выстрела. Глухо так. Потом еще и еще. Спросил того, кто торчал возле: "Стреляет кто-то или померещилось?" "Померещилось", - ответил тот. "Ни хрена, - говорю, - из маузера стреляли..." Тот отмахнулся. Дальше идем, засветлело. Видно стало, что матросов на баке и по бортам нет. И того, кто к нему был приставлен, тоже нет. Беспокойство во мне поднялось, тревожно стало. Не дурак же, понимаю, что рейс наш "темнее" некуда. Зачем же бы Сталину прятаться? А выстрелы? Получается, рейс секретный, а стреляют. Тот же, кто возле меня, будто бы кот настороженный: чует, что я задумался, глаз с меня не сводит. Плохо мое дело, думаю. Да еще и руку мне на шею положил. До берега же еще часа два. Молчу. Тут навстречу из мороси, прямо по курсу прет танкер. Когда прошел он мимо, я того, что со мной, "на калган" взял. Жестко так, от души. Грех на мне: добавил ему штангой пару раз... И пластуном к фальшборту, взялся за кранцы и нырнул. А самому страшно: человека порешил... Ладно... Отошел малость в воде. Подчалился к иллюминаторам в машинное... Нет никого! Один только охранник мельтешит у дизеля. Меня как резануло по мозгам! Ну, сказал себе, прощайте, мои товарищи-братцы! А я еще рассопливился, гада пожалел. Оттолкнулся от буксира своего родненького и поплыл на север, по течению, куда вынесет. Как до берега добрался, сейчас не помню. Все думал, ищут. Деваться мне некуда. Одно только утешало - родителей уже давно на свете нет. И детей еще у меня нет, слава богу. И жены нет. Значит, мучить некого за меня. Некого казнить. Вот какая радость-то, что один ты на свете... Мотало меня море, может, двое или трое суток. Пока от Поти уходил и до берега добрался, чуть жив... Болотами шел тоже суток пять или шесть. И недельки через две дотопал до Гудауты. А там кунак отцов жил - Нестор. Мне потом через много лет дочка Несторова рассказала: Капитона осведомил пограничник, вычислил меня, знал, что деваться мне больше некуда, кроме дома Несторова. А он, Капитон, отца моего хорошо знал... Только я ночью в дом вполз, Нестор за Капитоном послал. Пришел он и приказал меня не будить. Чтобы я выспался, понимал, сколько я без сна. Подняли меня к полудню. С Капитоном у нас был долгий разговор. Потом уложил он меня в бричку, соломой накрыл, вывез до озера Рицы. Подарил ксиву, удостоверение, на чужую фамилию. Паспортов тогда еще не было. Попрощался и пошел я в горы, через лес. Добрался перевалом до Красной Поляны, а там Северный Кавказ - Россия.

...Как я выжил, долго рассказывать. Скажу только, что в конце 1937 года, когда я увидел, что берут людей бессчетно и дают вышака, придумал себе спасение - продал мужикам пару казенных хомутов, подставился, значит. Меня и загребли по 162-й, часть 1. И дали всего-то три годочка... На фронт не попал. А за кого воевать-то надо было? "За Родину", "За Сталина", "За Гитлера"? Я ведь не мог забыть, как они встретились тогда, будто вчера расстались, друзья закадычные... О чем они договаривались? Как мир поделить? Как лишних людей убрать? Но я знал - разбойники никогда ни о чем до конца не сговорятся.

Недаром один немец из пленных спросил меня как-то, знаю ли я, отчего Гитлер Рема убрал? Нет, не оттого, что Рем был ему главным конкурентом. А потому убрал, что Рем выговор сделал фюреру за самоуправство, что посмел без согласия партии сговариваться за спиной германского народа со Сталиным-уголовником... И еще я узнал кое-что: буксир-то мой к месту приписки не вернулся. Утонул в ту самую ночь. И все концы вроде бы с собой унес. Ан нет... Я-то пока живой еще. А теперь вот за тобой очередь - тайну эту носить..."

Феликс МЕДВЕДЕВ.

("Мир новостей".)