Культура

09.10.2004

Поэзия нынче не кормит?

В среду московские поэты Сергей Гандлевский и Лев Рубинштейн, на мой взгляд, удачно разбавили собой весьма скучное мероприятие в КГУ - конференцию "Русская и сопоставительная филология". Живых классиков авангарда студентки филфака увидели благодаря усилиям Олеси Балтусовой, председателя творческого союза "Колесо".

Перво-наперво у гостей поинтересовались пресловутым "местом поэта", подразумевая, что оно нынче незавидное. "Рынок главнее государства. Я за то, чтобы рынок всегда был сильнее государства", - отвечал Лев Рубинштейн. Прозвучало несколько неожиданно: ведь если учесть, что постмодернизм интересен сейчас очень небольшой прослойке людей, напрашивается вывод, что на литературном рынке он практически не представлен. Выходит, поэт приветствует рынок, на котором ему места не найдется? Рубинштейн пояснил: так плохо с поэзией может быть только в условиях "нецивилизованного" рынка, "цивилизованный" же предполагает сосуществование в нем разных сегментов, разных форматов.

Гости "предупредили", что поэт нынче перестал быть демиургом, истиной в последней инстанции. Видимо, намекая на то, чтобы молодежь откровений от них не ждала и "к ответу" не призывала. Художественное дело - сугубо частное, приватное, пояснил то ли Рубинштейн, то ли Гандлевский. Но так как они - единомышленники, авторство тут не принципиально. Кстати, поэты даже внешне очень похожи: седые, бритые, с бородами и в очках.

Особый интерес к поэзии в 60 - 70-е годы поэты объяснили тем, что тогда других развлечений не было. Словом, поэты не демиурги. Но гости-поэты не воспринимают эту ситуацию как катастрофу. Наше время, считают они, хорошо тем, что реальные шелкопряды (с этими червяками Рубинштейн - Гандлевский сравнили поэтов: мол, шелкопряд прядет нить не потому, что она нужна, а потому, что иначе не может) остались, а всякие карьеристы и шарлатаны от поэзии - исчезли. Поэзия-то нынче не кормит. Если следовать логике Гандлевского с Рубинштейном, выходит, что нынешнее время для "ковки" истинных талантов - золотое. "Новый писатель сможет максимально использовать эту ситуацию", - произнес Рубинштейн загадочную фразу. Видимо, перестанет писать стихи и уйдет в беллетристику. Правда, самим Рубинштейну и Гандлевскому посчастливилось коваться в другие времена. Тогда же они приобрели имя. И благодаря тем временам их кормят нынешние. Теперь они интересны более как герои "социально-культурного сопротивления совку", как герои эпохи застоя, как фигуры истории.

- Я чувствую себя комфортно независимо от внешних проявлений. Я состоялся как автор. Интересоваться такой категорией, как успех, для меня поздновато, - сказал Рубинштейн.

- Что касается моего самочувствия, я бы сказал так. Раньше я думал, что я нормален, а общество ненормально. Сейчас чувствую: общество нормальное, это я с левой резьбой, - отозвался Гандлевский.

- Вы востребованы больше, чем 20 лет назад? - спросили у поэтов.

- Что вы понимаете под востребованностью? Популярность или вес? Если популярность, то мы популярней, чем раньше, а вес наш меньше. О том, что имею вес, я понял, когда моей маме в свое время принесли повестку из госбезопасности, - ответил Гандлевский.

Выглядели поэты вполне удовлетворенными. Собой, окружающим. Постмодернист Гандлевский признался, что с удовольствием наблюдает закат постмодернизма. Постмодернизм стал рутинным явлением. "Как бы", которым в прежние времена щеголяли снобы, подчеркивающие, что ни к чему не относятся всерьез, превратилось в слово-паразит. И ушло в массы. "С таким же удовлетворением я бы наблюдал закат любой другой эпохи", - сказал Гандлевский. Поэты всячески старались отойти от необходимости давать какие-то оценки происходящему вокруг, хотя многие вопросы слушателей их на эти откровенности провоцировали. Не желали брать на себя роль властителей дум. Имеют право.

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.

Алсу МУСИНА