№ 75-76 (4035-4036)

18.06.2010

Вчера в БКЗ им. Салиха Сайдашева Симфонический оркестр РТ впервые играл под управлением маэстро Игната Солженицына - главного дирижера Камерного оркестра Филадельфии, главного приглашенного дирижера Московского симфонического оркестра. Всемирно знаменитый музыкант - сын не менее знаменитого мыслителя, лауреата Нобелевской премии по литературе Александра Солженицына.

Накануне концерта Игнат Солженицын - крупный мужчина, я бы даже сказала фактурный, человека с такими внешними данными легко вообразить в роли купца в классическом спектакле по пьесе Александра Островского - дал интервью "ВК".

- Маэстро, встречали ли вы в своей жизни людей, которых тоже зовут Игнат?

- Обычно всех интересует моя фамилия, а про имя еще никто не спрашивал. Знаете, не встречал я еще тезок. Игнатов не знаю, но знаю Игнатьевичей, это дети мои: Дмитрий, ему 9 лет, Анна, ей семь, и Андрей, ему два года. Мне самому было полтора года, когда нашу семью выслали из СССР. Я рос в США, откуда там Игнатам взяться? Но в те времена мое имя и в России считалось редким. Это было желание родителей - называть детей "не как все": мой старший брат - Ермолай, младший - Степан... На Западе жить с именем Игнат трудно: по буквам приходится его произносить, оно непривычное, неудобное для иностранцев.

- Сегодня в мире музыки, наверное, только один Игнат: Солженицын?

- Да, пожалуй. Но если взять немецкую версию моего имени - Игнац, то можно вспомнить таких выдающихся пианистов, как Игнац Мошелес, Игнац Фридман, Игнац Падеревский...

- Филадельфийский Кертис-институт вы окончили по двум специальностям - пианиста и дирижера. Сейчас только дирижируете?

- Оба груза несу достойно, скажем так. Мне одинаково интересно и играть на рояле, и дирижировать оркестром. Как пианист предпочитаю сольные концерты. Кстати, в буквальном смысле сольные концерты может дать только пианист, в уникальном формате "сам себе хозяин"" не работают ни скрипачи, ни виолончелисты, ни певцы.

- Этот формат вы предпочитаете, потому что не любите играть с оркестром и подчиняться дирижеру?

- Понимаете, не всегда и не со всеми коллаборация бывает успешной. Конечно, на высоком профессиональном уровне я могу сыграть с любыми музыкантами и дирижерами. Но сыграть так, чтобы душа запела, такое случается только в атмосфере взаимной человеческой симпатии и интереса друг к другу. У меня такое случалось с такими дирижерами, как Ростропович, Гергиев, Темирканов, Пендерецкий...

- Вы помните свой первый инструмент?

- Да. Это был старенький кабинетный рояль "Sommer", он по счастливой случайности остался в доме в Вермонте, где мы жили, от предыдущих жильцов. Принято считать, что это Мстислав Ростропович виноват, что я музыкой начал серьезно заниматься. Действительно, это он заставил родителей найти мне педагога. Но сейчас я понимаю, что первый виновник моего путешествия в мир музыки - рояль "Sommer". Он до сих пор у меня, стоит в доме в Вермонте. Но это не единственный мой инструмент. У меня много роялей, в каждом моем доме - два в Москве, два в Нью-Йорке, два в Вермонте. Всего шесть: один "Sommer" и пять фирмы "Steinway".

- Вашим первым педагогом был выдающийся американский пианист Рудольф Серкин. Уроки Серкина - это было дорогое удовольствие?

- Он стал со мной заниматься, потому что попросил его об этом Ростропович. Кажется, он не брал денег за уроки. Но я точно не знаю, не задумывался об этом никогда, надо будет у мамы спросить.

- В эмиграции ваша семья дружила со многими замечательными людьми. Кто из них казался вам самым симпатичным в человеческом плане?

- Качество людей, с которыми дружили папа с мамой, было выдающимся. Мне со всеми ними было интересно, потому что каждый из них знал много про многое. Я любил, когда к нам приезжал культуролог Никита Струве со своей женой Машей. Маша Струве - выдающийся иконописец и, между прочим, замечательно готовит. Я был еще ребенком, когда она научила печь меня яблочный торт.

- Игнат, когда вы поняли, что ваш отец - великий человек?

- Это случилось так рано, что я не помню перехода от непонимания к осознанию. В нашей семье все понимали, что отцу нельзя мешать, что его работа исключительно важна для очень широкого круга людей, важна для России...

- Вы боялись его?

- Никогда не боялся ни отца, ни маму. Были, конечно, какие-то редкие моменты, когда совершал то, что по всем параметрам делать нельзя. Например? Ну, в шесть лет я закурил. Мама меня поймала за этим делом. Скандала не было, нет. Мама сама курила. Просто она дала понять, что ей не нравится, что я курю. Разумеется, я ее послушал. Но потом снова закурил, в седьмом классе. Курил до тридцати лет, в тридцатый день рождения усилием воли бросил. И горжусь, что с тех пор, а уже восемь лет прошло, не курю. Пока не курю, лучше сказать.

- Я правильно понимаю, что классического конфликта отцов и детей у вас с вашими родителями не было?

- Кстати, я сейчас "Отцы и дети" Тургенева читаю, представляете?.. Нет, лично у меня не было такого конфликта. Думаю, это за счет сплоченности нашей семьи, оказавшейся в эмиграции в нелегких условиях, нелегких в психологическом смысле. И за счет музыки, которая меня направляла: я ясно видел свою цель. Неправильно думать, что мы жили замкнуто. Конечно, кипящей-бурлящей светской жизни не было. После школы, где у меня были и друзья, и враги, я возвращался домой и попадал в необычный мир. Все дома было другое: другой язык, другая культура... Домой тянуло, дома было интересно, дома все всех любили, поддерживали.

- Любите вспоминать прошлое?

- Знаете, мне исключительно трудно жить настоящим. А ведь это самое главное, наверное, умение - жить настоящим. Прошлое изменить нельзя, будущее мы не знаем, только в настоящем времени можно жить и что-то изменить. Жизнь коротка, пролетает очень быстро, нужно ценить реальность. Я очень хочу этому научиться...

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.

Айсылу КАДЫРОВА