| № 131 (4091) | 26.10.2010 |
Страх не угодить
Запрет спектаклей: национальные особенности
В Казани проходит фестиваль спектаклей по пьесам Туфана Миннуллина. Считается, что он очень успешный татарский драматург: якобы все, что ни напишет, а пишет он много, режиссеры сразу ставят. Но так было не всегда. Практика запрета спектаклей, которая имела широкое распространение в СССР, затронула и Миннуллина. Сегодня он один из немногих в казанском театральном мире, кому есть что рассказать об особенностях национальной цензуры.
"А потом пришло указание сверху..."
Слава запрещенного драматурга за Миннуллиным не закрепилась, хотя повод к этому появился еще в конце шестидесятых годов прошлого века.
- В 1968 году я написал пьесу "День рождения Миляуши", - вспоминает в беседе с корреспондентом "ВК" Туфан Абдуллович. - Ее поставили в Камаловском театре, она с успехом шла около года. А потом пришло указание сверху: снять с репертуара! Какому-то партийному функционеру показалось, что героя пьесы - обласканного властями художника-конъюнктурщика Нурислама - я писал с председателя Союза художников ТАССР Хариса Якупова. И якобы этот "фельетон" обижает уважаемого живописца. Это была полная ерунда: я тогда знать не знал Якупова! Но спектакль послушно сняли...
Неожиданно запрещенной оказалась в конце семидесятых годов ХХ века пьеса "Конокрад". Миннуллин написал ее, предварительно заключив договор с Министерством культуры РСФСР, как и было тогда положено.
- "Конокрада" даже репетировать не начали, - рассказывает он. - Пришло указание из Татарского обкома КПСС переписать пьесу. "Мы тут в Татарии автогиганты строим, а вы о конокрадах пишете!" - так меня ругали. А еще цензорам не нравилось, что главный герой моей пьесы не поддерживал ни белых, ни красных. Никакую власть не признавал! Я, дурак, взялся все исправить - переписал пьесу. Марсель Салимжанов поставил ее в 1989 году, но я остался недоволен спектаклем...
"В провинции сильнее боялись"
Наиболее полную информацию о запрещенных татарских спектаклях в Казани мне удалось получить от театрального критика Нияза Игламова:
- Татарский театр, как и все другие в автономных республиках Советского Союза, подвергался давлению райкома, горкома, обкома.
Разумеется, пример подавала Москва: с середины двадцатых годов прошлого века Главный репертуарный комитет наркомата просвещения многократно запрещал к постановке "Бег" Михаила Булгакова, "Самоубийцу" Николая Эрдмана - пьесы, считающиеся антисоветскими.
Среди тех, кто наиболее часто подвергался цензурным ограничениям, были московские "Ленком" и театр на Таганке, ленинградский БДТ. А в провинции не только знали об этом - в провинции сильнее боялись не угодить властям. До рубежа 1950 - 1960 годов из произведений татарских классиков только пьесы Галиаскара Камала да "Галиябану" Мирхайдара Файзи имели официальное разрешение на постановки. Запрещалось ставить произведения подвергшихся сталинским репрессиям Карима Тинчурина, Фатхи Бурнаша, Кави Наджми...
По сведениям Нияза Игламова, в 1968 году из репертуара Камаловского театра сняли спектакль о Габдулле Тукае "Парень из Кырлая" по пьесе Наки Исанбета. Цензоры посчитали, что образ великого поэта, который воплощал на сцене актер Наиль Дунаев, противоречит социалистическому реализму. В 1970 году запретили к постановке "Три аршина земли" Аяза Гилязова: местные власти увидели в тексте произведения элементы национализма.
"Вы что, чокнулись?!"
Не разрешали выходить за рамки дозволенного и в русском казанском театре - в Качаловском. Чуть ли не сразу стала легендарной история, случившаяся там в 1983 году: республиканский худсовет разгромил спектакль Геннадия Прыткова - "Дорогую Елену Сергеевну" по пьесе Людмилы Разумовской.
- С этой пьесой в 1982 году меня познакомила актриса Юнона Карева, - вспоминает Геннадий Прытков. - Я мгновенно влюбился в материал - не надуманный, пронзительный, тревожный. Разумовская так откровенно и смело написала правду о школе, как в то время не писал никто. Конечно же, я захотел поставить пьесу. А все решения в Качаловском театре принимал тогда директор - Георгий Ефимович Егоров, он был истинный партиец. Мы с актерами, которые были заинтересованы в постановке "Дорогой Елены Сергеевны", отнесли пьесу ему, волновались ужасно. А он, прочтя, неожиданно мне сказал: "Ставь!"...
Репетировали "Дорогую Елену Сергеевну" увлеченно, нередко даже по ночам. Весть о том, что в репертуаре Качаловского театра вот-вот появится "спектакль-бомба", разлетелась по городу сразу после того, как Прытков показал постановку местному, качаловскому худсовету. И когда спектакль показывали уже республиканскому худсовету, в зале с трудом поместились все желающие.
- Я до сих пор не могу понять, откуда люди узнали о показе, - вспоминает Геннадий Николаевич. - О дате и времени спектакля знали только члены худсовета, приглашать других категорически запрещалось. Но зал был набит битком! Ощущение чего-то очень важного и тревожного витало в воздухе. А по окончании спектакля в зале стояла такая звенящая тишина... Все были ошарашены. Подавлены. Гром аплодисментов раздался позже.
- А что же худсовет?
- Обсуждение спектакля было истеричным: особенно возмущались представители роно. "Такого в советской школе произойти не может! Да как вы посмели очернить нашу действительность?!" - говорили они. А чиновники из Министерства культуры ТАССР явно растерялись и сказали, что судьба этого спектакля будет зависеть от Москвы. Я ничего не понимал: "Дорогую Елену Сергеевну" к тому времени уже ставили в театрах СССР. Все объяснила столичный театральный критик Лана Гарон. Узнав о подвешенном состоянии нашей постановки, она сказала мне в приватной беседе: "Вы что, чокнулись?! Эту пьесу запретили полгода назад!".
"Дорогую Елену Сергеевну" разрешили только после перестройки. В 1988 году Эльдар Рязанов поставил по этой пьесе фильм. Но в Качаловском театре возобновлять спектакль не стали: это было уже неактуально...
Цензура осталась?
Это только кажется, что после перестройки из отечественного театрального мира исчезла практика цензуры спектаклей. Уже не цензоры-коммунисты, а ортодоксальные мусульмане устраивали в начале девяностых годов прошлого века у здания Камаловского театра митинги, требуя снять с репертуара пьесы Карима Тинчурина "Казанское полотенце" и "Голубая шаль", как бросающие тень на служителей ислама. К счастью, тогда восторжествовал здравый смысл. Но сегодня не все знают, что страх не угодить властям все еще жив, особенно в татарском театральном мире.
К примеру, в ноябре 2008 года Камаловский театр выпустил премьеру современной сатирической комедии Зульфата Хакима "Ружье". Уже на втором показе спектакля текст пьесы подкорректировали: на вопрос "Как у вас дела?" один из героев спектакля уже не смешил зал ответом: "Как у суверенного Татарстана - ни так ни сяк!".
- На премьере присутствовали руководители суверенного Татарстана, - объяснил корреспонденту "ВК" автор "Ружья" Зульфат Хаким. - И им явно не понравилось, что зрители аплодировали, когда слышали реплики о суверенитете. Они боятся сатиры. И то, что мою пьесу сразу подкорректировали, это больше, чем цензура. Это рабская психология всех нас. Что делать? Да ничего я не собираюсь делать! Я давно понял: в нашей стране, а тем более в нашей республике, боятся свободомыслия. Запретить неугодное - намного легче...
Фото Александра ГЕРАСИМОВА.
Айсылу КАДЫРОВА
|